Истории

Случались даже приговоры к высшей мере.-- возразил
Данилов.
Тут Кац просто просквозила его негативным взглядом. Она не так
проста -- видимо знает про дело Миронова, Шац и Киссельмана.
Люди эти полезли не туда куда надо и хотели слепить из
абстрактной теории бомбу для всего общества, люди получили по
заслугам.
А еще Данилов помнил, что работяги очень неподатливый материал.
Ведь на них почти не действуют те меры, которые
полагаются при всяких несущественных нарушениях, навроде
отдельных клеветнических или просто глупых высказываний.
-- У вас отвечают только те, кто уже отправился лизать задницу
великому Гольдманну.-- умудренно произнесла Блюм.
Данилов знал это оборот -- он означал, что человек умер
полностью и окончательно. \"ЭТИ ШМАРЫ ПОКУСИЛИСЬ НА
СВЯТОЕ\",-- строго произнесла совесть. Постараясь сохранять
спокойствие и контролировать нервные цепи, Данилов произнес
максимально твердо:
-- У нас никто не умирает. Слышите вы, Блюм. Смерти нет --
вместо нее праздник нового рождения. Капсула Фрая -- это залог
вечной жизни. Наш общественно-информационный строй дает человеку
все, о чем он мечтал тысячелетиями: разумное благополучие,
беспрепятственное развитие и, в конце концов, бессмертие.
Почуяв нешуточную угрозу, Блюм несколько стушевалась.
-- А то как же, зачем подыхать, кончаться, откидывать хвост,
играть в ящик? Конечно, вместо смерти праздник нового рождения.
Как соберешься помирать от какого-нибудь гепатита Икс, привозят
тебя на каталке в отходную комнатку, рядом с моргом и
разделочным цехом, и оттуда мясники-потрошители выбегают,
бухтят: \"Эй, у нас смена кончается, план горит, давай
поторапливайся родиться вновь\". А тебе на это нассать, знаешь
же, что отдашь свое старое тельце на удобрения, получишь
свеженькое, новенькое, вот с такими сиськами. И будем мы с Кац
шагать из одной жизни в другую, из одной в другую. Все как
доктор Фрай прописал... Нет, начальник, мы тут не катим балон на
вечную житуху, мы это дело всенародно одобряем.
-- Они покусились на святое,-- вдруг повторила женщина по имени
Кац слова даниловской совести.-- У нас никто не умирает.--
произнесла она непонятным тоном, то ли подтверждающим, то ли
ироническим.